Трагедия Беслана – страшная правда

Трагедия Беслана – страшная правда

Понятно было и так: детей надо убить. Вместе с террористами. Не всех, конечно. Но кого-то придется. В государственных интересах.

Я собираюсь сказать не о том, о чем вы подумали по названию. Правда много страшнее, чем тот ад, который случился внутри школы, где гибли сотни детей. Она гораздо-гораздо страшнее, чем тот ад.

А ад был настоящий. Вы только представьте себе, эти истекающие кровью крохотные тельца, еще живые, еще пульсирующие, еще извивающиеся. Эти искореженные болью личики. Эти крики не желающих умирать в семь, и в девять, и в одиннадцать лет. Эти слезы. Представьте себе глаза. Не сотен детей – одного ребенка. Фотография Ким Фук – бегущей голой вьетнамской девочки, чья одежда была сожжена напалмом, перевернула сознание американского общества больше, чем суд над убийцами Сонгми. У нас нет фотографий. Но вы просто закройте глаза и представьте себе, как это было. Если сумеете, конечно.

Но я хочу сказать не об этом аде. О другом. И более страшном. Кажется, что может быть страшнее? Может. Еще как может.

О чем думали организаторы теракта? На что рассчитывали? Они думали, что мы – люди. Что мы не сможем. Не сможем перешагнуть через ЭТО. И у них были основания так думать. Они помнили про Буденновск. Тогда наша реакция была нормальная. Они ведь как рассуждали. Вот есть мама и ее ребенок. Бандит схватил ребенка и приставил нож к горлу. И потребовал от мамы... Да, неважно, что. Сами придумайте – самое невыполнимое, самое унизительное... Ну – что вы можете себе представить... Я не хочу подсказывать... Представили? И что – мама? Она ведь всё выполнит... Она же – мама... Она рассуждать не будет. Тут другое работает, человеческое...

Так думали террористы. Но они просчитались. Первая, и вполне общенародная реакция на захват школы в Беслане оказалась другой. С террористами не разговаривают. Кто пустил эту утку – неизвестно, но в головах у народа, у всего народа оказалось именно это. Оно там и сегодня сидит. Вот есть одна известная корреспондентка, известная специфическими качествами своей души. Она и сегодня так думает. Вот статью написала маленькую. В Фейсбуке. Что, дескать, пора сказать правду – убили наши. Потому что террористы выдвинули самоубийственное для государства требование прекратить войну в Чечне. А родители детей стали де-факто на сторону террористов. Статью быстро удалили, но сегодня ничего удалить нельзя – всё остается. Вот – скриншоты.

Но и без этой статьи – разве мы не знали? Разве мы не знали, кто сказал себе первым – с террористами не разговаривают. И не договорил свою мысль до конца. Потому, что договорить у него не хватило смелости. И потому, что понятно было и так: детей надо убить. Вместе с террористами. Не всех, конечно. Но кого-то придется. В государственных интересах.

Вы думаете, это Путин был? Нет, это вам только хотелось бы так думать. Это был не Путин. Первым сказал себе это народ РФ. Только не называйте его "русским" – сохраните это слово на будущее. Пригодится. Пусть лучше будет так – народ РФ. Весь народ. И каждый человек в отдельности. Кто честнее – сказал прямо. Кто не такой смелый – прячась за словами. Но не было никого, кто бы громко возразил – немедленно принять требования, немедленно освободить детей! Любой ценой! И вышел бы на улицу. На площадь. А час-то был назначенный. Но о таких "пособниках террористов" я ничего не слышал. Народ был единодушен. Никаких разговоров. А это ведь и значило – убить. Чтобы сохранить Чечню частью РФ. Чтобы не отдавать ее бандитам. Убить. Мы не слюнтяи. Надо – значит надо. Помните, в "Семнадцати мгновениях" нервничающего штурмбаннфюрера Рольф, перед тем, как убить ребенка Кэт, кричит, что сделает это во имя всех матерей Рейха. Мы не были настолько эмоциональными.

А Путин – что? У него была народная санкция. Высыпал бы народ по городам – не было бы санкции. А так – только что прошли выборы, и пятьдесят миллионов только что проголосовало за него. А за войну в Чечне – гораздо больше: добавьте к 50 миллионам и 10 миллионов голосовавших за коммуниста Харитонова, и три миллиона голосовавших за самовыдвиженца-националиста Глазьева, и полтора миллиона голосовавших за жириновца, как его там звали. А сколько было сочувствовавших из неучаствовавших в выборах? Всеобщая поддержка. И с "террористами не разговаривают" имело такую же поддержку. Народ требовал. Президент же просто исполнил волю народа. Как и обещал, когда шел в президенты – замочим. И замочил.

Только это не он замочил. Это мы замочили. И сегодня, через 11 лет продолжаем считать, что замочили мы правильно. И повторись такое сегодня – поступили бы мы точно также. Замочили бы.

Да, и не надо стесняться. "Бы"-то здесь не при чем. Мочим. Только уже не за территориальную целостность. А за "русский мир". За свободу от американского ига. За святую воду Корсуни. За распятого в Славянске мальчика. За рвы с изнасилованными беременными.

Есть простые человеческие чувства. Базисные. Биологические. С ними ничего нельзя сделать. Такие, как чувство самосохранения, которое удерживает самоубийц даже в самых тяжелых обстоятельствах. Это сидит в нас очень глубоко, в самом корне души. Такое же – материнское чувство, ответственное за продолжение рода. Защищать своих детенышей – это ведь даже не человеческое. Это зоологическое. На этом жизнь стоит. У нас эта простейшая пружина сломалась.

Вот мы законом подлецов возмущаемся. И правильно, конечно, возмущаемся. А ведь это что? Проявление всё той же поломанной пружины. И много еще в чем, поломка эта себя проявляет...

Это и есть наш ад. Холодный ад отсутствия любви. И горячий ад ненависти. Глупыми "отмазками" мы пытаемся от ада этого отгородиться, "отмазаться". Но выстраиваемые нами перегородки сгорают при первом дуновении ветерка из нашего ада.

Когда в душе нет любви, то в ней нет места и для совести. Власть внутри тогда захватывает глупость, объявляющая себя умом. Вроде "с террористами не разговаривают". А без совести душа жить не может. Совесть – тот канал, по которому мы получаем свою жизненную силу. Когда этот канал оказывается перерезан, душа мертвеет. Она уже не может ни любить, ни творить. Внешне она похожа на живую – хочет есть, пить, еще кое-что хочет, как бы – думает, как бы – разговаривает. Но внутри она мертва. Это – то дерево, которое сжигают в огне.

В Беслане погибли не только 314 заложников. В Беслане погибла душа нашего народа.

Оригинал 

Похожие темы:

Статья из подборки новостей:
Воспитание детей
Следующая публикация