Если бы нас не сдерживали, мы бы уже давно все отвоевали

Ольга Терещенко - маленькая слабая женщина, но это только видимость. В ее на первый взгляд хрупком теле таится большая сила духа. Эту силу видно, когда смотришь в ее большие зеленые глаза. И то, что она говорит, - поражает. Ее история - впечатляет.

Оля, которую родные по неподдающимся объяснению причинам называют Аленой, пошла воевать вслед за сыном больше года назад. Там она впервые взяла в руки снайперскую винтовку и с тех пор ее знают как снайпера с позывным Рысь.

Но перед этим она стояла на Майдане. Туда она вышла не за Европу, а за Украину и за украинцев, подвергавшихся притеснениям со стороны власть имущих. Защитой прав украинцев Ольга продолжает заниматься и на фронте - теперь уже вступаясь за бойцов, страдающих от своеволия мелких командиров и пробоин в системе.

- Расскажите немного о себе - чем вы занимались до войны и о том, как вы приняли решение идти служить?

- До войны я была вице-президентом киокушинкай карате IFK, мать 3-х детей.

- Когда вы стали задумываться о том, чтобы пойти в АТО?

- Когда старший сын воевал в АТО.

- Cына призвали?

- Он доброволец. Тогда это было ТРО - территориальная оборона "Батькивщина".  

- Как вы попали в войска? Где обучались?

- Когда сын  вернулся, я попросила ротного, чтобы он прислал мне отношение из части теробороны, что они берут меня.

- Когда это было?

- В январе 2015 года. Тоже интересная история. Приехала я в конце  января, заполнила документы, но записали меня 11 февраля. Мы поехали в Геническ, стояли там три месяца, а потом, уже в мае, поехали на передовую.

- Вы снайпер. Как вы приобрели навыки? Где обучались? Как долго?

- В Геническе на полигоне я стреляла из автомата.

- Это было все обучение?

- Просто это война. Это было мое желание. Я была согласна. И мотивация дает много.

- Почему именно снайпер? Вы сами выбрали эту роль?

- Когда много уходило дембелей, спросили, кто возьмет СВД – это снайперское ружье. Я подняла руку.

- То есть эта военная профессия сама вас нашла.

- Да. Я проявила инициативу. Я думала, что потом придут молодые и заберут его, но оно осталось у меня. После дежурств я шла и училась. Очень мне помог Гулеватый Юра из третьего взвода. Он сам хорошо стреляет и меня учил. Я благодарна своим побратимам за поддержку. Потом появился пулеметчик, позывной Егерь, он меня учил. И по книжкам я училась.

- Сколько в целом заняло времени обучиться этому ремеслу?

- Это процесс. Сколько я там, столько и училась.

- Это сложная работа?

- Вот чего мне стоило обучение. Пулеметчик Егерь взялся за меня жестко. На следующий день после разведки мы поехали в карьер. На самом деле я даже не знала, чем стрелять, первый патрон у меня был БЗ - это бронебойно-зажигательный. А до этого, в разведке, я потеряла резиночку (наглазник на прицел, - ред.), и по привычке близко поднесла лицо, и мой первый выстрел в карьере закончился тем, что у меня была рассечена бровь и я ходила с подбитым глазом. При этом я подожгла поле, они побежали его тушить. И потом, после ста патронов, был огромный синяк на руке от приклада. И Егерь говорит: "Еще два магазина, стреляй уже куда хочешь". Я такая: "Да, г*вно вопрос". А сама думаю "Мама, роди меня обратно. Может уже ногами начинать стрелять?". У меня рука висела, как плеть. И вот так меня учили. Результат был, но я не снайпер, снайперы учатся годами. Я стрелок. 

- Но официально вы - снайпер?

- Сколько я воевала, все время была записана как санинструктор. А с тех пор, как перевелась в разведку, я записана как снайпер.

- В одном из своих прошлых интервью вы говорили о том, что стараетесь не убивать людей.

- Я молилась Богу, я не хотела никого убивать. Но это война и мне нужно защищать своих и выполнять свои выполнять. Я в своей стране. Но я хотела, чтобы эта пуля не убила человека, а ранила, и чтоб он не стал жутким инвалидом. Я рассчитывала, что у него просто что-то переключится, и он не захочет больше воевать.

- Насколько для вас это психологически тяжело? Ведь вы даже не знаете, жив человек или только ранен. Как вы это переживаете эмоционально?

- Ну, все люди разные, все по-разному воспринимают.

- Как вы воспринимаете?

- Я понимаю, что мне до мужчин очень далеко - физически, психологически, и я просто все время пыталась соответствовать.  И я, наверное, просто была зациклена на том, чтобы выполнить задачу, чтобы принести какую-то пользу. Я хотела оправдать доверие, которое мне оказали.

- Вы не считаете пораженные цели?

- Я знаю, но не люблю на эту тему говорить.

- Но это не проходит мимо, вы себе фиксируете?

- Волей неволей, ты знаешь, что это есть, это факт. Я молюсь и прошу за врагов, за убиенных нами. Бог нам всем судья. У каждого своя правда, а истина одна, которую знает только Бог.

Ходила одна легенда, когда я еще не умела стрелять. Приехали ребята и сказали, что местные сложили легенду про меня, мол в 34-ке появилась женщина-снайпер, прибалтийка (а я выгораю на солнце), и вот сколько у нее сережек в ушах, столько у нее целей.

- Отличная легенда.

- Да, по поводу ужаса - я, наверное, как-то отключалась, просто слушаю классическую музыку и смотрю мультфильмы.

- Расскажите подробней о своих передвижениях на фронте. Сначала вы были в Геническе, где у вас была возможность обучиться, а потом вас передислоцировали?

- Да, вывели в зону АТО. Сначала на Новгородку, мы туда зашли 27 мая 2015 года. Там мы простояли недолго, где-то до середины июня. А уже оттуда мы двинулись к Зайцевому и потихоньку мы его проходили.

- Вы получили ранение. Расскажите, как это произошло?

- Это было на Новгородке в начале июня 2015 года. Контузия, которая не была зафиксирована. Журнал боевых действий не велся, никто не обращался к медицине.

- При каких обстоятельствах вы ее получили?

- Наша рота зашла на Новгородку в количестве 28 человек. Позиция называлась Гриб. Был разрыв снаряда из танка, в результате которого получила контузию. При этом неудачно прыгнула в окоп, это отразилось на позвоночнике.

- Что вам сказал врач?

- Это ничего не фиксировалось, ничего не лечилось.

- Почему?

- Мало людей, поймите. Мы воевали, и нам было не до этого.

- Как вы себя чувствовали после контузии?

- Как человек не военный не поняла сразу, что это контузия. Я думала, что тошнит, наверное, потому что я много курю, а голова болит, потому что, наверное, погода меняется. Но вместе со мной был еще Серега, позывной Погранец. У него то же самое было. Он описывал свои симптомы, и ротный Койот говорит ему, что это контузия. И тогда я уже поняла.

- Вы обращались к медикам?

- Получается, что прошел уже год?

- Даже уже больше года. Но даже после месяца, как получила контузию, тебе уже ничего не покажут снимки. И документа подтверждающего нет. Поэтому вот такая проблема.

- Ходить по врачам вы начали только сейчас?

- Да. Когда мы приехали на боевое слаживание. Я подумала, что раз уж мы не на боевых действиях, я могу заняться наконец-то своим ухом. Когда я поехала на ВЛК (укр. військово-лікарська експертиза, - ред.), я узнала, что у меня температура, что контузия. Она не зафиксирована, и ее уже никак не доказать, потому что, как мне объяснили врачи, после месяца уже ничего не покажет, никакие снимки. У меня просто проблемы с сосудами, это возрастное. Когда я в Виннице врачам сказала, что у меня потеря слуха, они сказали: "Ну что вы хотите. Вы женщина в возрасте, а им свойственно терять слух". Тогда мой сын, наверное, беременная женщина, потому что он глухой на оба уха. Он сейчас находится со мной.

- Ваш сын воюет вместе с вами?

- Да. У меня сначала старший сын Сергей воевал. На шестой день он потерял своего лучшего друга. Сейчас он опять занимается подписанием контракта. А средний сын Игорь сейчас в паре со мной, в разведке.

- Я так понимаю, что у вас контракт, вас отпустили ненадолго и в любой момент могут призвать обратно на фронт?

- Да, я сейчас просто прохожу ВЛК.

- На прохождение ВЛК даются какие-то сроки?

- Да, вот на днях должно закончиться. У меня подписан контракт на особенный период, других контрактов тогда не было. И, как оказалось, его могут разорвать или по несоответствию или по состоянию здоровья. По состоянию здоровья я доказать не могу. В связи с отсутствием соответствующих документов, подтверждающих травму и УБД (удостоверения участника боевых действий, - ред.). Я воюю наравне с мужчинами. Находясь там, я вижу, что никто эту войну не собирается заканчивать. Я в одном интервью просила товарища Порошенко разрешить открыть огонь, ответить взаимностью сепаратистам. Я не согласна с действиями правительства, с тем, что там происходит.

- Вы говорите, что не можете доказать свою травму. С контузией более менее понятно, но мне рассказывали случаи, когда медики всячески пытаются не фиксировать очевидные ранения как полученные в бою.

- Да, таких множество. Бывают и другие крайности. Например, один товарищ лишился трех пальцев, и его, человека с двумя пальцами, отправляют на передовую. А ведь это не инвалид, который привык к этим двум пальцам. Это человек, которому нужно научиться с этим жить.

Или пример Фабрики Сергея Александровича, позывной Егерь. Этот человек - герой. Зайцево было пройдено благодаря его уму. Мы были его командой, но это все он сделал. Это была ДРГ, в которую мы входили. Мы ходили в разведку,  потом потихоньку занимали территорию. Это все, что думал и делал Егерь. Он был ранен 5 августа, а пенсию он до сих пор не получает.

- Какое ранение у Егеря?

- У него осколочное ранение, 19 дырок (не задето только сердце). У него отколот кусок кости бедра, а травматолог в Виннице ему пишет - "здоров". Кроме того, ему ставили дренажи, и почка перевернулась, но уролог пишет: "Не набуто в АТО". А где же оно "набуто"?

Следующий случай - Валера Карабут, позывной Родриго. В нем 11 дырок. Тоже задета нога, хромает. Он не может сделать вдох на полную грудь по той причине, что все осколки из легких вытащить невозможно. Но ему пишут "напівпридатний" и отправляют назад на фронт. Сейчас он дополнительно взял ВЛК и благодаря волонтерам добивается... 

- Это все те люди, которых вы лично знаете?

- Да. Сейчас находится в госпитале еще один боец – Пыльченко Вячеслав Алексеевич, позывной Ураган. У него записано только ранение ноги  и  то, что задет волосяной покров головы, а наличие 20-ти осколков в голове не является подтверждением контузии. В связи с тем, что до сих пор у  него нет  УБД - травмы оформляют как "возрастные", а не "полученные во время боевых действий".

- Расскажите немного о ситуации на фронте. Какой настрой у военных? Нет ли упадочнических настроений из-за такого отношения государства бойцам, получившим ранения на фронте?

- Вот те, кто ранены, они возмущены, у многих опустились руки. Они не знают, как с этим бороться. Почему забыты добровольцы-ТРОшники (из территориальной обороны, - ред.)? Их пытаются уничтожить, как будто их и не было. А это люди, которые начали и выстояли. Они не всегда выполняли тупые приказы, они шли вперед. А сейчас нужно сделать еще одно Приднестровье. Ведь очень многие люди на этом зарабатывают. И все это понимают. Я не думаю, что у нас страна овец. У нас хороший народ, умные люди и все прекрасно понимают, просто сейчас никто с этим ничего не может сделать.

Поэтому армии нужны контрактники, которых можно держать в ежовых рукавицах, и они будут стоять. А добровольцы стоять не будут, они будут рваться вперед и пытаться закончить это дело. Я вижу много "пиджаков", которые делают свою карьеру.

- Вы говорите о ком-то конкретном?

- Да, человек, который сейчас у нас комбатом. Я считаю, что этот человек не уважает мнение людей. Вот, например, Курносова Янина Григорьевна, которая у нас занимается финансами, находилась на лечении. Он отозвал ее с лечения. Врачи были в шоке, но он ее выдернул.

Контрактники пишут заявления на перевод, это их право. Курченко Сергею Николаевичу (позывной Заяц) в этом отказано. И это не единичный случай.

- А военные не могут обратиться к вышестоящему начальству?

- Позже люди уже узнали свои права и начали по-другому решать вопросы. Наши люди боятся, контрактники своих прав не знают. И таким, как он, это на руку.

- Такое сейчас происходит?

- Да, это система. Но люди молчат. Лишь бы их вовремя отпустили в отпуск, лишь бы дали им вовремя УБД.

- Выходит, маленькие начальники устраивают беспредел, а подчиненные ничего не могут с этим сделать?

- Не только. Вот случай с нашим комбатом 34 батальона Липским Сергеем Алексеевичем, которого незаконно уволили. Это было в Зайцево. Сначала его пять месяцев держали где-то в СИЗО. А потом уволили по пункту "Г" статья 26, раздел 8 закона о Воинской службе. Посчитали, что он якобы судим. На самом деле судимость была в 2005 году условно, и она была снята, а он - оправдан. Его уволили по статье для того, чтобы он не мог больше нести службу в армии. При этом Липский награжден Орденом за верность воинской присяге, знаком почета от министра обороны, генерала армии Украины Полторака. И это действительно человек, который многое делал для бойцов. Я поражаюсь, как офицер может быть таким человечным. Это человек с большой буквы.

- Когда его уволили?

- 16 мая 2016 года. Сейчас он обращается в прокуратуру.  Я хочу донести, что это комбат, возвращению которого были бы все рады.

Вы поймите, происходит вообще какой-то бред. Где обученные кадровые офицеры? Вот "пиджаки" просто делают карьеру. Вот сейчас капитан Валерий Бойко, позывной Директор, прослужил замначальника штаба в 34 батальоне и хочет продлить на полгода службу по контракту. Ему вроде бы подписывают документы, но потом делается звонок в оперативное командование "Південь" и говорят, мол, такие-то документы не принимать. Вот так даже делается.

- Что бойцы думают об этой войне? Какие действия считают самыми эффективными для ее окончания?

- Всеобщее мнение: если бы нас не сдерживали, мы бы уже давно все отвоевали. Нас сдерживает только наше правительство, командование и так далее. Когда в 2014 году служил мой старший сын, они зашли в Горловку. Горловка могла быть нашей. А им сказали "ай-яй-яй" и заставили вернуться. О чем это говорит?

- И о чем же?

- О том, что это все идет сверху. Мэр города Дзержинск - сепаратист. Сюжет, где Слепцов с этой [георгиевской] ленточкой, показывали по ТВ. Он "перекрасился" сейчас. А о каком конце войны мы можем говорить, если у нас мэр города сепаратирующий. Эту войну никто не собирается заканчивать. Много вопросов есть.  Вот, например, по документам, мы выведены из Зайцевого 14 декабря 2015 года. Но на самом деле на Новый год я была там, я это все снимала.

- Хотите обратиться к сепаратистам и российским военным, которые воюют на Донбассе? Что бы вы могли им сказать?

- Во-первых, во всех своих интервью я говорю спасибо русским. Много вещей, которые россияне передавали нам… Они передавали и деньги нашим волонтерам и просили, пусть у них [военных] будет все.

- Это передавали люди из России?

- И из России, и из Беларуси. Потому я передаю им - спасибо. Есть думающие, умные и смелые люди. Да, это опасно и страшно... Я не испытываю ненависти [к остальным], мне очень жаль их, потому что это обманутые люди. Говорят, что у людей, у них, в головах вата. А подумайте, что у нашего народа? Когда четыре дня назад в Виннице хоронили 19-летнего мальчика, похоронную процессию остановили из-за велосипедистов. Да, у нас объявляют траур, когда погиб пожарный. А почему  когда пять человек отпевались на Алее Небесной сотни, внизу праздновался День Киева?

Все, кто приходит оттуда (из зоны АТО, - ред.), все мы ощущаем только одно: там мы мясо, тут мы – ничто. Потому что тут у людей войны нет. Они не могут понять, что там не АТО, там война. Там вот люди живут с тремя детьми, а у них даже нет погреба, чтобы укрыться.

- А что хотите сказать людям по ту сторону?

- По поводу местных скажу, что я не испытываю ненависти к ним. Я от местных получила много позитива, много любви и заботы, когда они переживали, как я и как мои побратимы.

Что бы мне хотелось сказать людям в Донецке и Луганске… Там, с той стороны, такие же стоят люди, как и с этой. Мы все одинаковые и мы родные. Нам не нужен ни Евросоюз, ни Европа, ни Россия. Мы должны объединиться. Наш враг находится здесь, в нашей стране. Нам не за что лечить больных людей, раковых больных. А что у нас с пенсионерами происходит, с врачами, учителями, на достойные зарплаты которым нет денег…

Мне хочется, чтобы Луганск и Донецк поняли, что мы не враги. И люди, которые дают им оружие, они не друзья. Им тоже выгодно. И Европе выгодно. Мы должны объединяться. У нас такая страна, у нас такие земли. А нас грабят дальше. Мы должны объединиться и остановить их руки. Но для этого каждый должен не бояться говорить правду и называть вещи своими именами.

Беседовала Ольга Скичко