Правитель солнечного города. На смерть Фиделя Кастро

Правитель солнечного города. На смерть Фиделя Кастро

Фото: Reuters

Как всякая плановая распределительная экономика, кубинская не справилась с простой задачей – накормить и одеть людей. 

В длинном ряду стран, где не любят Америку, есть одна, в которой расстроились проигрышу Хиллари и не обрадовались победе Трампа. Это Куба – давний враг США и почти такой же давний товарищ России, пишет Александр Баунов в колонке для Московского центра Карнеги.

В конце своей избирательной кампании Трамп обещал закрыть посольство в Гаване, которое в марте этого года лично открыл Барак Обама. За это Трамп получил голоса кубинских эмигрантов во Флориде, а вместе с ними, вероятно, весь штат и его 29 выборщиков. Но и в самом начале борьбы, когда Трамп особо ни на что не надеялся, а просто увлекся игрой в вышибалы, он говорил, что восстановление связей с Кубой, возможно, дело неплохое, но Обама мало потребовал у Кастро взамен. После смерти Кастро один из новых назначенцев Трампа — глава аппарата Белого дома Ринс Прайбас заявил, что США могут отказаться от нормализации отношений с Кубой.

Как Трамп в действительности будет вести себя с Кубой, сказать трудно, как о многом другом в его случае. Но сам факт, что с точки зрения режима Кастро благом был бы тот же самый исход американских выборов, что и для ненавидящей его русской интеллигенции, – повод задуматься и, как говорили феноменологи, подвесить суждение.

В самом деле, не любимый интеллектуалами Трамп, узнав о смерти Кастро, назвал его "жестоким диктатором", а любимый, вдохновляющий Обама — "уникальной, единственной в своем роде фигурой" (a singular figure), выразил соболезнование семье и протянул "руку дружбы" кубинскому народу. До этого он провел с режимом Кастро многолетние тайные переговоры, неожиданно для всех объявил об их успехе и о постепенном снятии санкций с Кубы и сам съездил в Гавану к Раулю Кастро, который держался с ним победителем. Хиллари собиралась продолжать политику Обамы на кубинском направлении. Теперь в России надеются, что Трамп ослабит давление на нашу страну, на Кубе боятся, что усилит на их. 

Кастро построил на Кубе отталкивающее государство. Как всякая плановая распределительная экономика, кубинская не справилась с простой задачей – накормить и одеть людей, вследствие чего иностранец для кубинца не просто источник денег, как было бы в любой бедной развивающейся стране, но и дефицитной футболки с английской надписью. Жить приходится в коммуналках, в разваливающихся домах богачей, когда-то розданных народу, где плохо с водой и перебои со светом. А построить на всех дома ни одна государственная экономика тоже не смогла.

Кастро выпускал рвущихся наружу несколько раз, волнами, а в январе 2013 года вступил в силу декрет номер 302, который либерализовал выезд на постоянной основе: сделал его практически свободным для всех, кроме учителей, врачей, спортсменов и прочих, в кого, как считается, усиленно вложилась родина и теперь использует как свой экспортный товар. Я встречал в Латинской Америке кубинских врачей, которые работали по валютному контракту, получали меньшую часть денег, а большая шла государству; их семьи оставались на Кубе в качестве гарантов возвращения, но многие все равно не возвращались. Остальным теперь достаточно собрать на пошлину на загранпаспорт – по кубинским меркам, деньги приличные, но подъемные, и получить визу того государства, куда хочется ехать.  

Куба девяностолетнего Кастро кажется анахронизмом несвободы; Пражская весна – символом борьбы против нее. Но между обеими существует глубокая позитивная связь. Пражская весна вряд ли началась бы без представления о том, что возможен другой, свободный социализм по собственному выбору, и источник этого убеждения – не только грузная маршальская Югославия, но и подвижная Куба молодого Кастро.

В орфографии есть проверочные слова, в политической географии – проверочные действия. Одно из них – уезжают ли люди из страны, стремятся ли уехать. 

С Кубой вроде все ясно: проверку не проходит. Кастро строил социализм и построил ужасную страну, из которой жителям хочется бежать. И бегут при первой возможности, а было время, и без нее. В США община выходцев с Кубы насчитывает 1,2 млн человек, десятая часть ее нынешних жителей. 

Но если приглядеться внимательнее, выясняется, что в сколько-нибудь заметных количествах бегут кубинцы исключительно в США и в сравнительно заметных – в Западную Европу (в Испании их 150 тысяч). В то время как вокруг множество государств с тем же испанским языком (а значит, нет сдерживающего переезд языкового барьера), в которых не было ни Фиделя, ни социализма, – Гондурас, Коста-Рика, Доминиканская Республика, Гаити, Мексика, Ямайка, Гватемала, да мало ли. Они не мучились под диктатурой Кастро, не теряли 60 лет развития, но так и не стали достаточно привлекательными для бегства кубинцев. В огромной (120 млн) и не такой уж бедной Мексике их меньше 20 тысяч, в странах Центральной Америки и Карибского бассейна по тысяче-две с чадами и домочадцами.

Речь вовсе не о том, что жизнь там не лучше, чем на Кубе, тем более хуже. Она как минимум естественнее. Но разницы потенциалов не хватает для того, чтобы создать необходимую тягу, сорвать с Кубы массу людей и бросить их в соседние латиноамериканские страны, несмотря на либерализацию выезда и общий язык. 

Экономические показатели Кубы и соседей трудно сравнивать даже по такому простому показателю, как подушевой ВВП. То есть вроде бы считается, что Гаити с  00 на человека, наравне с худшими африканскими странами, беднее Кубы.

В другой половине уравнения, в Гондурасе и Никарагуа, ВВП на душу населения – по 00 — уровень мировых аутсайдеров, ниже Молдавии, Албании, Украины – самых бедных стран Европы. Сальвадор, Белиз, Ямайка, Парагвай, Эквадор, где он по 00–8000, – тоже уровень беднейших стран – меньше, чем у Боснии, Туниса, Египта, из которых тоже бегут. В окрестностях Кубы множество стран, где не было ни Кастро, ни коммунистического эксперимента, ни потерянных 60 лет, и они всё равно или лежат на мировом дне или на него опустились.

Коста-Рика или Мексика – должны быть для кубинцев недосягаемо притягательны, там подушевой ВВП по –17 тысяч, примерно значения Румынии и Болгарии. Но в них мы сталкиваемся с типичным для Латинской Америки социальным разбросом, которого не знают даже в беднейших частях Европы. Показатель подушевого ВВП близкий, а индекс неравенства – другой. В отличие от отстающих стран Восточной Европы в Латинской Америке не просто бедные и богатые – эка невидаль, а два разных народа в одной стране. Один живет в условиях, сравнимых с развитыми или развивающимися, но социально более однородными странами, другой – это внутреннее Зимбабве и внутренний Афганистан. Это и есть настоящий источник поддержки Чавеса и Моралеса. Знаний о мире в не слишком закрытой Кубе достаточно, чтобы понять: кубинский эмигрант, если он не обладает особо ценными, легко капитализируемыми навыками, перебравшись в Мексику или Колумбию, с большой вероятностью окажется жителем тамошнего внутреннего Афганистана.

Разумеется, жизнь в отстающей, но капиталистической стране более естественна, чем жизнь внутри радикального социального эксперимента. Этой относительной нормальностью жизни правые диктатуры отличаются от левых, благодаря ей они проще трансформируются в демократии. Но никакого гарантированного экономического равенства из этого не следует. 

До революции Куба была одной из самых развитых стран Латинской Америки, хотя и с огромным, латиноамериканского типа социальным неравенством по упомянутой формуле два народа в одной стране. Сейчас, при всех трудностях подсчета, она одна из беднейших стран, где всеобщая нищета смягчена амортизаторами социализма брежневского, вроде общей школы и скромной поликлиники, удивительной для Латинской Америки уличной безопасностью и отсутствием формального неравенства. В сочетании с тем, что мы знаем о разнице между двумя Кореями, да, впрочем, и двумя Германиями, у желающих доказать, что коммунистический эксперимент пошел Кубе на пользу, мало шансов.

Но когда мы говорим о массовом бегстве с Кубы в США так, как если бы это бегство и вынудившая его скудность жизни были исключительно следствиями кубинского социализма и больше ничего, мы, как и в случае Восточной Европы, скорее всего, ошибаемся. Дональд Трамп призывает строить стену не на границе с Кубой (ладно, пусть это будет морская цепь на дубе том), а на границе с Мексикой, чтобы защитить США от массовой миграции не только с Кубы, а из Мексики, Гватемалы, Гондураса, Сальвадора и прочих стран к югу от Калифорнии, где не было ни Кастро, ни его социализма. Шкала сравнения, где есть Куба и США, но нет Гватемалы, Сальвадора, Доминиканской Республики и Ямайки, мало говорит о той стране, которую построил Фидель. Потому что они в отличие от Майами, штат Флорида, и являются реальной альтернативой кубинскому настоящему.

Полную версию материала читайте на сайте Московского центра Карнеги

Присоединяйтесь также к группе ТСН.Блоги на facebook и следите за обновлениями раздела!

Похожие темы:

Следующая публикация